| Захарова | Дата: Понедельник, 10.08.2015, 00:47 | Сообщение # 1 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 112
Статус: Offline
| Слыхал я одну историю от очень пожилых людей. Множество уст пересказали её за столько лет, много воды, как говорится, утекло с тех пор, но всё равно, может, кому-то и ныне интересно преданье старины глубокой. Итак…
Жил когда-то в столичном граде Санкт-Петербурге скандально известный русский
литератор А.С.Пушкин с семейством. А по соседству с ним квартировал преуспевающий писарь, некий Посохов (не знаю как по имени-отчеству). Важный был господин тот писарь и до высоких чинов дослужился, ибо много всякого пришлось понаписать ему за долгую жизнь. Вот как-то раз на променаде повстречались соседи и разговорились непринуждённо, по-приятельски.
- Ну что, милостивый сударь, - сказал, между прочим, писарь тому А.С.Пушкину, - купил намедни в лавке ваш роман «Евгений Онегин», да. Дай-ка, думаю, почитаю на досуге роман Пушкина – чего то он там такого пишет. Ну, что сказать по существу – где-то всплакнул, где-то посмеялся и, уж простите старика великодушно – не понравилось, до конца осилить не смог. Оно конечно, написано затейливым слогом, французским, pardon,
стилем (ох уж мне эти мольеры-робеспьеры!), но длинно и впусте. Давайте без обиняков, в какой срок вы уложились с написанием текста? Год? Три? Девять?.. Боже милостивый! Сами видите – не ваша сия есть епархия. Без бахвальства, я такой объём осилил бы в девять дней. Это ж сколько у вас финансов на одну лишь бумагу ушло, помилуй Бог! Особливо, ежели гербовую и с тиснением приобретать изволили. Итак, мы видим – сколь легко попустить себя до крайностей нужды и разорения, коли ветер в голове, а вы никак человек семейный! И не возражайте! - непорядок бумагу переводить без особой нужды, грех это.
По чести, зря вы затеяли сие предприятие, голубчик. Ведь писательское дело вельми хитрое, тут закавыки знать потребно и правила, а не токмо, чтоб низким стилем разглагольствовать фривольно намекая на устои. Это в европах пущай борзописцы умишки будоражат памфлетами, у них там гильотина предусмотрена из гуманизму, а мы всё по старинке – вешаем. Отцы наши дураками не были, державу нашу от масонской бляди оберегли и нам заповедали стоять верноподданнически на правде русской. Тот Иуда, Христа Бога на муки смертные предав, проклятым бысть до скончания дней. Да разве ж нашим
доморощенным иудам наука? – нет. Они по салонам да на плацах шушукаются, крамолу куют супротив государя, а после стонут в равелине, или плачутся во глубине сибирских руд…
Пойму с готовностью, когда вьюноши безусые, от преисполненности чувственной, строчат вирши наивным барышням гимназисткам. Чего там! Признаться, и я по младости лет не чурался искусств, и мне во снах являлась Мельпомена. Да-да, не удивляйтесь, mon, так сказать, ami – я декламировал в домах, мечтал о сцене! Я и теперь могу, из Бенедиктова для примера…
Не обиженный судьбами,
Награжденный за мечты,
Повергаю перед вами,
Вам знакомые цветы…
Впрочем, не в нашу честьсейчас дифирамб льётся. Уж вы не взыщите, но, раз у нас зашёл разговор по-приятельски, пожалуй, позволю себе выразиться нелицеприятно. На милость
Божию да на государево содержание добропорядочному отцу семейства расчёт иметь есть дело негожее, сиречь постыдное. Ведь у вас детки, четверо кажись, их выкормить и на ноги поставить – средства уйдут немалые. Вот бы чем надобно озаботиться, а не полагаться на ветреную Музу. Тут бы вам, любезный, крылышки-то Пегасу пообкарнать, да хомутами его препоясать.
А ваша свет Наталья Николаевна? Истинный крест! – царица, богиня из пены морской явившаяся преукрасить наш бренный мир. Такой красавице и выезд потребен достойный, и сообразный ранжиру гардероб из Парижу, чтоб радовать людей имела средства. Уж поверьте старому ловеласу: сие дамам зело важно есть, тем паче, коли супруг неказистый с виду. Неказистый? – и пусть. А ты ей перстенёк какой затейливый, а того лучше – колье с
адамантами. Даме отрада, тебе осанна и почитание. Так-то, брат! А что в обществе вам косточки перемывают да рога на главу возлагают, того не принимайте всерьёз, пустое. Я уж многажды ответствовал тем острословам – мол, приглядывайте за собой, а добропорядочной супруге учинить интрижку с блестящим кавалергардом, то не грех вовсе, но лишь отвлечение от постылых будней. Хотя, не кривя душой, должно признать: всякая привлекательная женщина предпочтёт искания напомаженного франта-поручика при орденах, а до камер-юнкера в ваших летах, по нашим временам, не всякая кухарка снизойти соизволит.
Взять того же Бенедиктова. Ведь он такожде по нашей, по чиновничьей части числится, до столоначальников дослужился; несмотря на младость, в почёте и достатке пребывает. И что же? – находит свободный час и для поэзии, виршами своими публике премного угождает, а
за то благоуханиями дамскими со всех сторон овеян и звёздами осыпан из опрокинутой чаши неба. Пример достойный, скажу я вам…
- Пожар! Пожар! – вдруг раздались отовсюду взволнованные голоса. Туда-сюда забегали возбуждённые люди с баграми и топорами наперевес. – Пожар! На круглом рынке горит!..
Писарь всполошился не на шутку. Он, было, хотел взять собеседника под руку, чтоб вместе отойти на безопасное расстояние, и… Пушкина не оказалось рядом. Писарь огляделся вокруг… Пушкина не оказалось и поодаль. Он даже по переулкам прошёлся, во дворы
заглядывал… Пушкина не было нигде. Внезапно подул сырой, пронизывающий ветер. Вконец расстроенный писарь поёжился и воздел очи горе.
- Ну, Пушкин! Ах, каков пострел! –воскликнул писарь сокрушённо, – Не впервой замечаю, как ловко он умеет ретироваться украдкой! Так же и третьего дня было… В следующий раз надобно будет его за пуговицу держать, когда разговаривать случится.
Блёклая синева северного неба померкла. Грязно-серые тучи стелились низко-низко по-над холодными камнями прямолинейных улиц Санкт-Петербурга. Вот так, день
за днём, год за годом, век за веком – тучи стелились по низкому небу, стирали со шпилей и куполов позолоту столичного града Империи.
|
| |
| |
